Проза

Я как будто не замечал, что происходит на улице, как будто кто-то взял и щёлкнул выключателем в тот момент, когда я хлопнул дверью подъезда, весна… и я глубоко, до боли между рёбер вдохнул весну…
Солнце просто издевалось, оно било и швыряло из стороны в сторону своими волнами, где-то были заводи потише, в переулках был штиль, а были пространства, где укачивало вполне серьёзно. Я не шёл, я летел, песни вслух не пелись, они были где-то внутри и исполнялись без голоса. Походка напоминала движения экзотического ирландского танца смешенного с ритуалом укрощения огня какого-нибудь центральноафриканского шамана в наркотическом опьянении, казалось, что шаги были настолько полны энергией, что оставляли продавленные оттиски на подсыхающем, ещё холодном асфальте.
О чём я думал? Да, ни о чём, похоже. Наверное, я был, действительно под опьянением весной. Маршрут неизбежно вёл через арку, местность за которой скорее походила на ворота рая, за аркой был другой мир, он светился и искрился.
В самом конце я разбежался и воспарил, ощущение полёта длилось ещё несколько секунд, даже после приземления. Поворот на улицу.
Я улыбался небу, как идиот, но, опуская глаза, я вдруг увидел её…
Он шла с незнакомым кавалером под ручку, явно выражая некоторое превосходство к окружающему, она гордилась собой и, вероятно, мужественного вида, но всё же смазливым, своим спутником.
Всё! Конец полётам…

* * *
Я не слыл в школе ни заводилой, ни завсегдатаем каких-то сборищ, в группировки класса меня не брали, если только для массовки, особыми талантами я не обладал и вообще был предпоследним по росту в классе, никаких достижений ни в каких областях. Думаю, скорее всего, это происходило из-за моих возрастных отставаний, которые, кстати говоря, и сейчас налицо, такое положение, неизбежно, накладывает свой отпечаток на комфортных отношениях с людьми, ни к тем, что называется, ни к тем… В общем, я казался ребёнком, хотя часть аутической натуры (приобретённой или врождённой, а может и те и другие причины здесь залегли) не особо-то и протестовала по этому поводу. А посему было принято решение начать представляться окружающим как-то по-иному, и эта затейливая игра в институте, да и до сих пор, не давала и не даёт сколько-нибудь ощутимых качественно плодов, успехи малы, а затраты колоссальны. То ли правила взрослели опять быстрее меня, то ли я не понимал их и плохо играл, а скорее, наверное, имел и имею не такие обширные желания для каких-то доказательств. Следствием моего моложаво-подросткового вида были и колкости со стороны женского пола и в школе и в институте, они хотели, чтобы я как-то вёл себя стеснительно, что ли, ну и соответственно в таких случаях я вёл себя, как они ожидали, правда, я знал всегда, что внутри я был самый что ни наесть терпеливый охотник. В группе девицы под меня подкладывали игральные карты для гадания, соблюдая ритуал «очистки», по причине, якобы, моей «нецелованности», и я сидел на них, молча, без обсуждений и неуклюжих доказательств…
Первый курс. Романтика осени. Я не знал, что такое «квартира», но знал, что это некоторые подготовительные работы в студенческом лагере картофелеуборочного десанта, квартирьеры, короче. Как это началось?... Плохо помню. Через недёлю после прибытия весь весёлый корпус новобранцев перезнакомился. Вечерами в лагере собирались небольшие компании, их участники были из разных групп со всего первого курса факультета. Не скажу, как её звали, да и нужно ли, и важно ли это. Она была симпатична, далеко не глупа, начитанна, была очень весёлой и общительной. С моей стороны отношение к ней было абсолютно, просто кристально, платоническими и по-юношески наивными. Что мы делали? Болтали, веселились и гуляли по лагерю. Мало того, что я выглядел мальчишкой, я ещё и слыл некоторым маргиналом. Как-то после затянувшегося из-за транспорта длинного, тяжёлого дня по плану вечером должна была быть дискотека. После ужина все вяло передвигались по корпусу, на дискотеке же я был звездой, потому что не только не было толковых претендентов, а просто-напросто вообще кроме меня, «оператора магнитофона» и самого магнитофона никого в фойе столовой не было. Моя непосредственность и чистые помыслы были видны за версту, но ей я никогда не признавался. Первая… Конечно, это неповторимое чувство, даже кубически неповторимое, ни с чем и никогда не сравнимое… Нет, никакой ностальгии, только забавный опыт, весёлая картинка прошлого, вызывающая умилительную улыбку. Описаний в литературе масса, но у каждого они свои, у каждого они неповторимые. Смутно помню подробности за давностью лет, но однажды в корпусе нашего пионерлагеря осталось нас трое - я, она… и был третий персонаж, восстановленный недавно на курсе хромоногий афганец, звали его Володькой. Естественно по возрасту, по заслугам, которые я не умаляю, по полученному в реальных боях опыту, включая ранения и возможные награды, да и, просто, по виду и созданному прецеденту авторитарности, он был комендантом лагеря, и на сбор картошки, как прочие, низшие чины, не ходил. Я же, честно говоря, прикинулся больным, чтобы как-то, без вульгарных, мыслей побыть с ней без фона картошки, тем более что увозили наши бригады постоянно в разные места. Чтобы побыстрее освободить её от дежурства, я предложил помыть за неё полы в корпусе, а она доделает положенные ей по дежурству остальные дела, хотя не представляю, какие ещё могут быть дела. Ни о чём другом мы не условились. Я с жарким энтузиазмом, чуть ли не в танце, помыл первый этаж двухэтажного корпуса и пошёл её искать, но, нигде не найдя, я позволил себе подойти к двери Володьки, там явно тихо беседовали, но разобрать речь было невозможно. Обойдясь без церемоний, я нажал на ручку и надавил на дверь…
Нет, не возникло ни ярости, ни разочарований когда она, напротив ожиданий, не открылась, а с обратной стороны голоса умолкли. Нет, я оказался абсолютной пешкой, разнообразие мыслей настолько смешалось в кашу, что выбрать одну догадку было невозможно, более того я был, просто, поражён своим состоянием в этой ситуации, полной идиотией. Как зомби, податливый и мягкий, я домыл второй этаж и в полной прострации, как бездушное бревно рухнул в кровать.
Она разбудила меня часа через полтора-два, я лежал на животе, отвернувшись к стенке, она долго и назидательно говорила мне какая она взрослая и какой я наивный мальчик, как много у неё опыта и как много я ещё не знаю и не понимаю.
То ли я не слушал её, то ли не хотел слушать, то ли не верил, то ли не хотел верить, а, скорее всего, я пребывал всё в том же ступоре. Она упивалась каким-то неведомым мне превосходством и умилённо ворковала над моею кроватью. Не дождавшись моих каких то бы ни было проявлений, она перешла, видимо по её мнению, унижения. Наверное, моё полное молчание оскорбляло её, ей виделось, возможно, некоторое презрение, но вызвать обратную реакцию ей не удавалось, и она сообщила, что другой на моём месте давно бы послал её подальше. Но я молчал до самого её ухода. Когда её воображение иссякло, она выключила свет и ушла. Проснулся я следующим утром…И понял, что чувствую какое-то непонятное отравление…
Много ещё было событий связанных с ней и её поклонниками, а надо сказать, что девушка она была, действительно, видная, что называется, не даром её почтили званием «Мисс Квартира» на картошке, хотя это, может, за заслуги перед студбюро… нет, не думаю, она была самодовольна и самолюбива, из тех, что уверенны – выбирают они и только они и не выбирают их.
Потом была зима, во время которой я приобрёл совершенно банальным, примитивным способом новое номинальное физиологическое звание, в которое, в свою очередь, так не верили сокурсницы и продолжали подкладывать карты мне под зад, сессия и заморочки учёбы…
Но болел я ей серьёзно и долго…

* * *
Улыбка моя стала медленно сходить, повторяя скорость моих шагов, и как будто перемещалась непонятным способом на её губы. Она начала отпускать руку от своего спутника и уже обращалась глазами ко мне…
Глаза смотрели в глаза и в последней, экстремальной точке я вдруг резко сорвался и побежал, за углом я уже спотыкался и задыхался от просто атомного смеха.
Свободен!...Понял я.

21.08.06